Ученик воина. Игра форов - Страница 139

139

«Ты фор, мальчик мой. И, значит, тебе не пристало смущать своих вассалов неумением терпеть и держать себя в руках. Ты фор, лорд Майлз».

Едкие запахи лазарета, нервничающий врач — все это вызвало поток воспоминаний… «Неудивительно, что Метцов не очень-то напугал меня», — подумал Майлз. Когда, простившись с сыном, Форкосиган покинул лазарет, у Майлза было чувство, что с ним ушла жизнь.

За истекшую с того дня неделю Майлз пришел к выводу, что в штаб-квартире Имперской безопасности не слишком утруждают себя работой. В лазарете было тихо как в могиле, только изредка появлялись штабные служащие, чтобы выпросить у мягкосердечного санитара таблетки от головной боли, простуды или похмелья, да однажды вечером несколько техников три часа сновали вокруг лаборатории, выполняя какое-то спешное задание. Воспаление легких было захвачено вовремя, дело шло на поправку, и Майлз скучал, претерпевая шестидневный курс лечения антибиотиками и строя грандиозные планы. Как хорошо будет отдохнуть дома, когда закончится наконец его лазаретная жизнь. Но когда она закончится?

— Почему я не могу уйти отсюда? — пожаловался Майлз матери при очередном ее посещении. — Если я не арестован, почему мне нельзя отдохнуть дома? Если арестован, почему мне никто не скажет об этом? Я чувствую себя, как в тюрьме.

Графиня Корделия Форкосиган далеко не светски фыркнула:

— Ты и вправду в тюрьме, мой мальчик.

Несмотря на насмешку в голосе, с детства знакомый акцент уроженки Беты согрел его сердце. Сегодня крашеные волосы матери были заколоты на затылке и свободно ниспадали на спину, на теплую коричневую блузу, отделанную серебром. Бледное, с серыми глазами, лицо матери было по-настоящему умным, и поэтому редко кто замечал, что она некрасива. Двадцать один год она прожила в качестве жены фора, подруги Великого Человека, и до сих пор проста и естественна и напрочь лишена высокомерия.

«Почему я никогда не хотел стать командиром космического корабля, как мать?» Капитан Корделия Нейсмит из Бетанского Астроэкспедиционного корпуса занималась опасным делом, совершая вслепую п-в-переходы — ради человечества, ради чистой науки, ради развития экономики Колонии Бета, ради… Что, собственно, двигало ею? Она командовала исследовательским кораблем с шестьюдесятью членами экипажа, оторванная от дома, от всего, что несло помощь и утешение в трудную минуту. Хотя, если подумать, в том, чем она занималась, были свои преимущества. К примеру, в таком отдалении от родной планеты цепь субординации разрывалась, и выполнение приказов ее командования зависело от умения читать между строк и даже добавлять свое. Умение интерпретировать приказы — великая вещь, и Корделия Нейсмит была мастером по этой части.

Она легко вошла в барраярское общество, и только очень внимательный наблюдатель мог заметить, как далека она от него — с ее храбростью и здравомыслием, с ее врожденной способностью ни от кого не зависеть и страхом дать почувствовать другому зависимость от нее самой. В ее системе ценностей, кажется, вовсе отсутствовало понятие иерархии, так много значившее на Барраяре. Капитан Корделия Нейсмит и адмирал Эйрел Форкосиган — это была воистину пара. Но следовать по стопам матери — все равно что ступать по раскаленным угольям.

— Как дела на свете? — спросил Майлз. — Тут, знаешь ли, так же весело, как в камере-одиночке. Может, они все-таки решили, что я мятежник?

— Не думаю, — ответила графиня. — Остальным потихоньку велели подать в отставку — я имею в вицу твоего лейтенанта Бонна и прочих. Не то чтобы вынужденную, но без выходного пособия, пенсии и членства в Императорском легионе, чем вы, барраярцы, так гордитесь…

— В таком случае, считай их просто резервистами, — решил Майлз. — А что с Метцовым и новобранцами?

— Он был уволен. И, думаю, потерял больше всех.

— И его отпустили? — нахмурился Майлз.

Графиня Форкосиган пожала плечами:

— Так как смертных случаев не было, Эйрела убедили не созывать военный трибунал. А новобранцев решили вообще оставить в покое.

— Ну что ж, это правильно. А как насчет меня?

— Официально ты числишься арестованным Имперской безопасностью. На неопределенный срок.

— О да. Тюрьма и должна быть местом, где царит неопределенность. — Майлз теребил край простыни. Суставы все еще болели. — И сколько времени продлится моя неопределенность?

— Столько, сколько необходимо для задуманного ими психологического эффекта.

— Какого? Свести меня с ума? Еще три дня — и готов.

Мать усмехнулась:

— Необходимо убедить барраярских служак, что ты понес должное наказание за свое… э-э… преступление. Если уж ты угодил в это зловещее местечко, пусть утвердятся в мысли, что с тобой здесь не церемонятся. А если выпустить тебя и позволить расхаживать по городу, вряд ли они поверят, что Иллиан подвешивал тебя вниз головой или поджаривал на медленном огне.

— К чему весь этот спектакль? — Майлз откинулся на подушку, стараясь скрыть горечь. — Я хотел быть полезным, и только.

Мать снова улыбнулась:

— Ты готов присмотреть себе другое занятие?

— Быть фором — больше, чем занятие.

— Да, ты прав. Это патология. Навязчивая идея. Галактика велика, Майлз. Существуют и другие способы приносить пользу.

— В таком случае, что тебя держит здесь, на Барраяре? — ответил он уколом на укол.

— Знаешь, — мать слабо улыбнулась, — желания тех, кого мы любим, могущественнее любого оружия.

— Если уж речь зашла об отце, он еще придет ко мне?

139