— Я всего лишь кусок плоти, мой мальчик, — хрипловато сказал граф Форкосиган. — Я недостоин такого щедрого подарка.
В этот миг Майлз начисто забыл о предстоящем суде — он закрыл глаза и весь ушел в мысли о чем-то сокровенном, спрятанном в глубине души. Грегор, выросший без отца, смущенно отвернулся. Граф Форхалас тоже опустил взгляд, как будто стал свидетелем сцены, не предназначенной для его глаз и ушей.
Но вот император пошевелился и робко положил руку на плечо своего верного слуги и защитника, бывшего имперского регента, графа Эйрела Форкосигана.
— Я тоже всегда стремился служить Барраяру, — сказал он. — Мой долг — вершить справедливость. Но сейчас у меня едва не получилось наоборот.
— Ты попал в компанию бесчестных людей, мой мальчик, — очень тихо произнес граф Форкосиган. — Такое может случиться с каждым. Главное — извлечь из этого урок.
Грегор вздохнул.
— Помнишь, Майлз, как мы с тобой играли в «стра-то»? Ты всегда выигрывал, хоть я и неплохо знал твою тактику — но постоянно сомневался в том, что знаю.
Майлз опустился на колено и склонил голову.
— Какова будет воля вашего величества?
— Дай Бог, чтобы меня всегда окружало побольше таких заговорщиков, как вы. — Грегор повернулся к аудиторам. — Что скажете, милорды? Согласны ли вы, что обвинение Фордрозы в корне ложно? И готовы ли засвидетельствовать это перед пэрами Барраяра?
— Я буду счастлив это сделать! — воскликнул Генри Форволк. После захватывающего рассказа о дендарийских наемниках кадет-второкурсник буквально влюбился в Майлза.
Но граф Форхалас был так же холоден и невозмутим.
— Обвинение в заговоре с целью узурпации трона беспочвенно, — согласился старик. — И я, безусловно, буду об этом свидетельствовать. Но существует и другая статья: сам лорд Форкосиган признал себя виновным в нарушении закона Форлопулоса. А это как раз и приравнивается к государственной измене.
— Совет графов не выдвигал этого обвинения, — сдержанно заметил старший Форкосиган.
— И кто посмеет, после того что случилось… — усмехнулся Генри Форволк.
— Человек, беззаветно преданный империи и превыше всего почитающий историю нашего правосудия, — все так же бесстрастно произнес Форкосиган, — человек, которому нечего терять, может и посметь. Не так ли? — Он обращался к своему седовласому врагу.
— Молись, Форкосиган, — прошептал Форхалас. — И моли о пощаде, как я тогда… — его наигранное хладнокровие исчезло, как дым на ветру: он дрожал всем телом.
Граф посмотрел на него долгим задумчивым взглядом, потом проговорил:
— Если вам угодно…
И опустился на колено перед врагом.
— Проявите снисхождение. А я позабочусь, чтобы мой сын больше не совершал ничего подобного.
— Это сказано слишком заносчиво…
— Будьте так добры…
— Я хочу услышать: «Умоляю вас!»
— Я умоляю вас, — послушно повторил граф Форкосиган.
Майлз безуспешно искал в позе отца признаки закипающей, сдерживаемой ярости. Но перед ним был старый, сгорбленный человек, смирившийся со своей судьбой, — а что творилось у него в душе, Бог знает. Грегор отвернулся, словно ему вот-вот станет дурно. Генри растерянно наблюдал за происходящим, глаза Айвена расширились от ужаса.
Форхалас меж тем казалось, впал в исступление.
— А теперь кланяйся, кланяйся, Форкосиган! — прошептал он в самое ухо своему врагу. Тот молча склонил голову.
«Я для него лишь приложение к отцу, орудие мести, — сообразил Майлз. — Пора обратить на себя внимание».
— Граф Форхалас, — громко произнес он, и все вздрогнули. — Граф, остановитесь. Неужели вы еще не удовлетворены? Представьте, что вы встретились с моей матерью, — будете ли вы тогда гордиться воспоминанием о сегодняшнем дне?
Форхалас, нахмурившись, посмотрел на Майлза.
— А неужели твоя мать, глядя на тебя, не поймет желания совершить возмездие?
— Моя мать называет горе великим даром. Посылаемые нам испытания, говорит она, есть благо, а тяжелые испытания — великое благо. Конечно, большинство считает, что она — человек со странностями, — задумчиво добавил Майлз и спросил, глядя ему прямо в глаза: — Итак, что вы предполагаете делать с вашим великим даром, граф Форхалас?
— Проклятье, — пробормотал старик. — У него взгляд его матери.
— Я это давно заметил, — шепнул в ответ Форкосиган. Форхалас раздраженно покосился на него и объявил:
— Я не святой, черт меня побери!
— От вас и не требуется святости, — успокоил его Грегор. — Но вы — мой вассал, принявший присягу. Вы полагаете, я буду доволен, если мои верные слуги будут рвать друг друга на части вместо того, чтобы приберечь силы на моих врагов?
Форхалас фыркнул и пожал плечами.
— Вы правы, ваше величество, — неохотно признал он. — Встаньте, наконец, — сказал он Форкосигану и спросил его, свирепо глядя на Майлза: — Скажите-ка, Эйрел, каким образом вы собираетесь держать в узде этого талантливого молодого маньяка вместе с его разношерстной армией?
Граф Форкосиган ответил неторопливо, роняя каждое слово, подобно каплям лекарства:
— Наемники Дендарии для меня — неразгаданная загадка. Какова будет ваша воля, ваше величество?
Император, по-видимому, не ждал, что его так скоро лишат удобной роли зрителя. Он почти с мольбой посмотрел на Майлза:
— Всякая организационная структура рождается, взрослеет и в конце концов умирает. Возможно, ваше наемное войско развалится само собой?
Майлз решился на откровенность: