Ученик воина. Игра форов - Страница 10

Майлз думал, что его дед — последний представитель эпохи имперского величия. Теперь он убедился в своей ошибке. Из каких-то закоулков повыползали древние служаки, из которых песок сыпался, и их дамы, все в черном, как вороны, — жуткое зрелище. Мрачно-вежливый, Майлз терпеливо сносил шокированные и сочувствующие взгляды, когда его представляли как внука Петера Форкосигана, и выслушивал бесконечные воспоминания о людях, которые умерли задолго до его рождения и о которых он надеялся никогда больше не услышать.

Даже после того, как была брошена последняя лопата земли на могильный холм, конца нашествию не предвиделось. К вечеру дом Форкосиганов заполнила куча народа — друзья, знакомые, общественные деятели, их жены, зеваки, любители визитов и столько родственников, что Майлза пробрала дрожь.

Отец и мать стояли внизу, встречая гостей. Долг аристократа для отца всегда был связан с политическим долгом; Майлз мужественно нес вахту рядом с родителями. Но когда прибыли Форпатрилы, он не выдержал и решил удрать в последнюю крепость, еще не занятую вражескими войсками. Майлз уже слышал, что Айвен прошел в академию, и вникать в подробности этого события было ему сейчас не под силу. Стащив пару роскошных цветов с какого-то похоронного украшения, он поднялся на лифте на верхний этаж и постучал в резную дверь.

— Кто там? — донесся приглушенный голос Элен. Майлз надавил на ручку с эмалевым рисунком, дверь приоткрылась, и он просунул в щель руку с цветами. Элен радостно откликнулась: — Входи, Майлз, входи.

Он проскочил в дверь, до смешного тощий в своем траурном костюме, и вопросительно улыбнулся:

— Как ты догадалась, что это я?

— Ну, это мог быть либо ты, либо… Никто мне не протягивает цветы, стоя на коленях. — Ее взгляд невольно задержался на уровне дверной ручки, выдавая, каким образом Элен без труда догадалась, кто ее посетитель.

Майлз немедленно опустился на колени, быстро-быстро заерзал по ковру и с торжественным видом вручил ей цветы.

— Прошу! — воскликнул он, и девушка от удивления рассмеялась. Зато проклятые ноги его не выдержали такого варварства и ответили болезненной судорогой. Майлз отдышался и добавил гораздо тише: — М-м-м… Ты не поможешь мне? Эти проклятые гравитонные костыли…

— О Боже… — Элен помогла ему добраться до своей узкой постели, заставила прилечь, а сама вернулась в кресло.

Майлз покрутил головой, осматривая крохотную спальню.

— Тебе что, не могли выделить чего-нибудь посимпатичнее этого чулана?

— Мне здесь нравится. Особенно окно на улицу, — сказала Элен. — Да и комната даже больше, чем у моего отца. — Она понюхала цветы, и Майлз тотчас же пожалел, что не выбрал другие, подушистее. И вдруг Элен подняла на него недоумевающие глаза: — Майлз, где ты их взял?

Он покраснел, чувствуя себя слегка виноватым.

— Позаимствовал у деда. Можешь мне поверить, никто не заметит недостачи. Там, внизу, настоящие джунгли.

Элен беспомощно покачала головой.

— Ты неисправим.

— Ты не сердишься? — тревожно спросил он. — Мне подумалось, что ты от них получишь больше удовольствия, чем дед.

— Лишь бы никто не вообразил, будто я их стащила.

— Отсылай всех ко мне, — великодушно разрешил Майлз, вздернув подбородок и не спуская глаз с задумавшейся девушки, разглядывающей цветы. — О чем ты сейчас думаешь? Что-нибудь печальное?

— У меня, наверное, не лицо, а какое-то окно. Совершенно прозрачное.

— И вовсе нет. У тебя лицо — как… как поверхность воды. Сплошные отражения и отсветы. И никогда не знаешь, что там в глубине. — Он понизил голос, показывая, сколь таинственны эти глубины.

Элен состроила презрительную гримаску, но потом вздохнула.

— Я думала… Я-то ведь не положила ни цветочка на могилу матери…

Майлз оживился — у него сразу возник интересный проект.

— А ты хочешь? Мы могли бы выскользнуть с заднего хода… Нагрузить телегу-другую… И никто бы не заметил.

— Ну уж нет! — вознегодовала девушка. — Ты и так провинился. — Она повернула цветы к холодному дневному свету. — Я ведь даже не знаю, где ее могила.

— Да? Как странно. Сержант Ботари до того зациклен на твоей покойной матушке… Я был уверен, что он регулярно совершает паломничества к ее могиле. Впрочем, он, наверное, не любит вспоминать о ее смерти…

— Тут ты прав. Однажды я спросила — почему бы нам вместе не побывать там, где она похоронена. Но это было все равно, что разговаривать со стенкой. Ты же знаешь, как с ним бывает.

— Да, иной раз он действительно похож на стенку — ту, которая вдруг обрушивается на кого-то. — В глазах Майлза зажегся огонек: проблема заинтересовала его, хотя пока лишь теоретически. — А может он чувствует себя виноватым? Или твоя мать оказалась одной из тех женщин, что умирают при родах?.. Ведь она умерла примерно тогда же, когда ты родилась, так?

— Он говорил, что мать попала в авиакатастрофу.

— А-а.

— Но в другой раз сказал, что она утонула.

— Да? — Огонек интереса разгорелся еще ярче и упрямее. — Но если флайер упал в воду, то оба объяснения могут быть верными. Или если сам сержант катапультировался где-нибудь над рекой…

Девушка вздрогнула. Майлз заметил это и обругал себя бесчувственным болваном.

— О, я не хотел… Я сегодня в таком гнусном настроении. — Все из-за этого чертова траура. — Он взмахнул руками, изображая общипанного стервятника, и на некоторое время замолчал, размышляя о церемониях, связанных со смертью. Элен тоже приумолкла, глядя вниз, на вереницу сильных мира сего, входящих в дом или покидающих его.